Мне было двадцать, господин полковник.
Я был механиком на том проклятом судне,
И ровно с часу пополудни
"Жаннет" взлетала, сквозь огня пятиугольник.

Средь экипажа не было героев, средь пассажиров - воевод,
При вылете снарядом разнесло весь правый борт.
Я сам латал. Латал на совесть. Латал, как будто латку шью в последний раз.
Вели на глаз. Клянусь, на глаз.

Ни зги не видно. Ни маяков, ни ламп.
Огонь и дым, о господин полковник, что мне рассказать?
Как бог войны грохочет, затаскивая в ад
Полк за полком. Флот за флотом.
Ему ведь наплевать!

Всех перемолет. Пережует…
Ему что кровь, что дизель,
Что жизнь, что смерть -
Все в топку влезет, любое топливо и каждый режимент.

Простите, господин полковник, за что вот этот крест?
Да-да, вот тот, у вас в петлице?
Шампань? Верден? А может быть, Кавказ?
Штабная мразь, вам лишь бы веселиться,
Пока нас всех ровняет сталь и газ.
Со мною мать летела сына хоронить,
Сестра, что плакать больше не могла,
Последний канонир несуществующей бригады,
Пилот без будущего, гусары без полка,
И все это под крики раненых и пушек канонады!

Я б вас
Да прям сейчас
На эшафот.
Сестра, мать, любимая, любимый, инженер, пилот...

Мне было двадцать, господин полковник.
Я был механиком на том проклятом судне,
И ровно с часу пополудни
Я сквозь огонь взлетал, не веря в завтра и сейчас.

* * * * *
Меня ни разу не встречали тишиной.
Меня встречали криком с балюстрады,
Мне встречали выстрелом и канонадой,
Меня встречали яркою толпой.

Но здесь
Среди завесы дыма
Она, жестокая картина,
Ты взвесь.

Он был один.
Один, но горд.
Артбатареи среди тысяч хорд
Несущий траур паладин.

Париж! Столица! Последний, но не побежденный!
Вновь средь боли поражений обретенный!
Железный воин, раненный и изможденный!
Но дом для многих, потерянный, и вновь приобретенный!

Не все дошли.
Мы были тем единственным бортом,
Как выяснится позже,
Дошедшим королем.

Мы плакали,
И другом стал погост.
Сен Женевьев стал памятью и болью.
За каждых на борту готов поднять я тост,
За каждого вне борта я плачу поневоле.

Мне было двадцать, господин полковник.
Я был механиком на том проклятом судне,
И ровно к часу пополудни
Я целовал парижских берегов шиповник.